Катастрофы, страхование и плохой закон

О катастрофических рисках и роли государства в развитии страхования рассказывает Генеральный директор компании «Ингосстрах» Александр Григорьев

— Тема номер один — наводнение на Дальнем Востоке. В начале года еще высказывался премьер. Пора в принципе в стране прекращать практику выплаты компенсации со стороны государства и что население надо бы уже приучать к страхованию.

— Хочу вам напомнить, что когда в 2010 году Медведев был президентом и у нас был 2010 год годом пожаров, то он не просто обсуждал эту тему, высказывался, он дал поручение соответствующим ведомствам подготовить проект так называемого противопожарного страхования. Он высказывался о том, что пора прекратить практику патернализма. Я несколько раз высказывался на эту тему, что ни одно из поручений тогда президента не было реально выполнено. И не выполнено, прежде всего, по вине самого государства и высших руководителей, которые дают поручения, но при этом не спрашивают своих подчиненных за то, что же сделано. Здесь вопрос не поиска виновного, а поиска решения. У нас в 2010 году были пожары, погорели тысячи домов. Государство потратило миллиарды рублей и казалось, что за три года можно было бы двинуться государству куда-то. К сожалению, не двинулись никуда. Идея, которая высказывалась отдельными чиновниками — давайте введем ОСАГО имущества — является антиконституционным. Нельзя заставить гражданина страховать свое имущество, если он не хочет. Есть три области, которые государству нужно проводить. Первое — нужно провести реальную ревизию, об этом говорилось и в 10 году. Очень ярко об этом говорилось после событий в Крымске. Нужно провести ревизию законности построек. И президент сейчас на Дальнем Востоке сказал, то, что построено незаконно, помощи не будет. Это сказал Путин. Это правомерная политика государства. Коллеги, проведите ревизию до наводнений, пожаров. Поставьте это в пятилетнюю программу и сделайте то, что построено незаконно, должно быть ликвидировано. Гражданин и семья должны быть уведомлены государством, что никакой помощи не будет по вашему имуществу, которое построено незаконно. Второе — так как нельзя заставить страховать, можно стимулировать страховать. Надо принять закон о социальной помощи при катастрофических явлениях, где черным по белому надо прописать: если у вас есть добровольный полис застрахованного имущества (от наводнений, засухи, пожаров) и вы застрахованы на сумму 2 млн руб. добровольно, то государство при катастрофических событиях берет на себя обязанность выплатить вам еще 2 млн. Если вы не застрахованы, государство вам будет выплачивать только 300 тыс. рублей. Это надо прописать в законе. Цифры взяты не с потолка.

— При добровольном страховании на 2 млн руб. сколько стоит страховка, сколько человек в год будет платить?

— Это несколько тысяч рублей. Это не КАСКО, это дешевле. 5 тыс. -7 тыс. -3 тыс. руб., в зависимости какое имущество. В год. И третье — очень важно совместить эту помощь со стандартными правилами, когда объединение страховщиков будет контролировать правильность и срочность выплат. Важна выработка гласных стандартных правил, по которым этот ущерб возмещается. Эта политика за короткий промежуток времени приведет к высокому проценту страхования, на приличные суммы и тогда государство сможет спокойно не тратить деньги в дальнейшем. Сейчас чтобы ни произошло, первое, что мы видим, либо лицо губернатора, который объявляет о социальной помощи пострадавшим или возникают на телевидении первые лица государства, которые тоже объявляют об этой помощи. Но это просто перекладка ответственности с гражданина на государство, а государство ничего пока не сделало для того, чтобы стимулировать граждан к цивилизованному отношению к своей собственности. Эта политика должна быть изменена. Нужно понимание и политическая воля.

О сельхозстраховании

Путин только что сказал, что нужно облегчить механизм выплат. Министр сельского хозяйства сказал, что страховщики должны улучшить выплаты. ЦБ выпустил методические указания о более упрощенных выплатах. А потом мы начинаем смотреть эту картинку. Наводнение — классический катастрофический риск. И этот риск по идее должен закрываться законом о сельхозстраховании с господдержкой. А теперь мы начинаем смотреть в суть вещей. У нас сейчас куча обращений к с/х страховщикам на Дальнем Востоке в связи с наводнением и они не платят? И есть судебные прецеденты и так далее? Да, нет. Когда мы стали смотреть, а сколько же страховано, а сколько госдотаций выделено. На Дальнем Востоке, который от наводнения всегда может пострадать, выделены мизерные суммы. Смешные суммы дотаций 50 млн рублей, 80 млн рублей, на целый край, на гигантские области. Там просто нет этого страхования. Там физически не застрахованы с\х площади и все убытки, которые оцениваются в 3 млрд, это все будет платить государство. Но Россельхозбанк всем продлит и он тут же обращается к государству, чтобы ему помогли. О чем идет речь? Закон, который был принят о с/х страховании с госсподдержкой, плохой закон. Вот вам факт. Случилось катастрофическое событие, а выплат нет. Нет не потому, что не платят недобросовестные страховщики. А нет потому, что никто не страховал и объемы дотаций в рисковый регион несопоставимы с тем, что там на самом деле нужно. Плохой закон он плохо работает, его надо менять. Надо ввести вмененный характер. Когда с/х производитель хочет получить дотацию на зерно, солярку и на процент по кредиту, он должен предъявить полис сельхозстрахования урожая. Дальше по методике, которая будет согласована Минсельхозом и Национальным союзом агростраховщиков единым. И предъявив такой полис, с/х производитель, защищенный по нормальным принципам от большинства катастрофических событий, он будет иметь право на эти дотации. Механизм в течение двух лет заработает.

— Перспективы есть? Послышались слова от первых лиц, но это слова пока или шаги вы ожидаете в ближайшее время?

— Мне трудно говорить. Когда 30 августа 2010 года президент Медведев давал поручение правительству, настрой был очень серьезный. Из этих поручений не выполнено ничего. Также сейчас, когда наводнение, настрой серьезный. Какие действия государство дальше начнет предпринимать, не знаю. У меня есть серьезные положительные надежды на то, что сейчас, когда мы как страховой рынок переданы в ведение ЦБ, может быть ЦБ будет более энергичным двигателем развития страхового рынка и правильных отношений в стране по организации защиты интересов граждан, предприятий и государства путем страховой защиты. У меня есть такие надежды. Но как себя поведут госорганы, министерства и какие уроки они начнут извлекать из событий Дальнего Востока, нужно внимательно смотреть. Уроков на самом деле много.

— Какие еще уроки власти должны извлечь из этой катастрофы?

— Прежде всего, страхование инфраструктурных объектов. Дальний Восток показал, что изыскание или дискуссии по поводу того, нужно страховать инфраструктурный объект или нет, Дальний Восток показал, что нужно страховать. Ущерб гигантский и связан с инфраструктурными объектами: аэропорты, дороги, защитные сооружения, дамбы, котельные. Ущерб будет измеряться. Губернатор назвал по Хабаровскому краю — 9 млрд. Вы думаете, что в бюджете Хабаровского края есть свободные 9 млрд? Нет, конечно. Это урок организации страхования инфраструктурных объектов. У нас есть прекрасный пример, как это государство может организовать. Сочи. Так как это международный проект, где эти вещи прописаны в правилах МОК, там сразу эта работа была поставлена правильно. Там все объекты застрахованы, и мы тоже принимаем участие. Шторм был этой весной и два года назад. Государство не тратит деньги на восстановление, это тратят страховщики. Там есть и уроки нестраховые. Например, надо четко понимать урок размещения городов в излучине рек и какие сооружения нужно просто сделать. Почему эти дамбы строились только при наводнении, почему заранее их нельзя было построить. Там наводнения регулярные. Посмотрите, сколько денег сейчас было истрачено МЧС и Минобороны на то, чтобы построить эти дамбы и т.д. А что, не было расчетов? Все расчеты были. Нам МЧС подробно рассказывал, что в Комсомольске-на-Амуре 9 метров расчет, в Хабаровске 8. Что нельзя подумать об организации страховой защиты? Страховщики с удовольствием возьмутся за это. Понятна периодичность событий, понятна ситуация. Но сейчас за все будет платить региональные и федеральные бюджеты. А это мы — налогоплательщики. В тех случаях, когда за это платят страховую премию, премия измеряется в процентах, 1,2,3%. А когда ущерб — он 100%. Дальше страховой рынок это перераспределяет механизмами перестрахования на участников. И бюджеты за это платят 1,2,3% и все. Но не 100%, которые будут платиться сейчас. По телевидению мы видим, как два месяца эти дома залиты. Вопрос, они застрахованы новыми управляющими компаниями? Почти 100% — нет. Все делается за счет бюджета. С/х страхование, я вам привел пример. Можно говорить о таком же страховании АПО. Очень много криков, они до сих пор идут. АПО — плохой тариф, необоснованный. Сейчас наводнение показало, что ответственность за большое количество последствий (смыло уголь, вредные вещества в почве, заправки которые там находятся), которые трудно будет пересчитать. Сколько будет медицинских издержек, связанных со всем этим? Вопросов тысячи. Это все упрется в страховании, например, АПО. Сейчас выплаты после того как вода уйдет, начнутся подсчеты, выплаты. Этот урок надо извлечь, вот возникло такое событие. Владельцы опасных производств, застраховав себя, теперь перенесут тяжесть этой работы на плечи страховщиков. И страховщики будут платить их сотрудникам, гражданам пострадавшим, которые находились в зоне нанесения ущерба.

— Наводнение на Дальнем Востоке может помочь страховому сообществу снять остроту вопроса в переговорах с промышленниками и предпринимателями о необходимости страхования АПО. Потому что споры идут давно, жаркие, особенно в части тарифа.

— Будет подведены расчеты, когда будет показано, что обоснованность тарифа та или иная. Пока не пройдет актуарный период, для АПО это 7 лет, говорить о том, что тариф хороший или плохой, нельзя. Надо дождаться актуарного периода, всех событий, которые произойдут за это время, всех выплат и тогда будет понятно, что тариф был завышен или занижен. Здесь комплексная работа. Нынешнее страховое сообщество, его лидеры давно уже прошли ту стадию, когда мы в каждом событии ищем личную выгоду. Страховое сообщество обязано осуществлять свою главную функцию — осуществлять защиту. Эта функция не может осуществляться, если инфраструктурно она не подготовлена. Если люди не хотят страховаться, если государство делает все, чтобы люди по-прежнему занимали иждивенческую позицию, не неся никакой ответственности за эту позицию. Когда люди нарушают закон, строя где не положено, потом получают большую материальную помощь. Здесь без работы государства страховщики ничего не сделают.

Нужно ли страхование жизни? Там сейчас тысячи случаев, когда страховые полисы долгосрочные накопительного страхования жизни с учетом НС работали бы. А теперь спросите, сколько там таких застраховано? Сотни, не больше. Это страхование, которое позволяло бы не тратить деньги по социальным программам и медицинским, оно сейчас не работает. При этом деньги, которые страховщики собирали бы по страхованию жизни, это длинные деньги, они должны вкладываться в инфраструктурные проекты. Они могли быть направлены на восстановление дорог, железнодорожных линий, инфраструктурных объектов, если бы такие бумаги выпускались бы. Если бы страхование жизни у нас имело бы нормальное развитие. Так как у нас по сути нет этого инструмента и реальное страхование жизни абсолютно мизерное, то у нас и рынка инфраструктурах бумаг нет. А раз его нет, нет инвестиций, которые направлены на инфраструктурные проекты. Круг замкнулся. И это еще один урок для понимания Минфином, правительством, что эти вещи надо делать. Они начинают давать свою отдачу достаточно быстро. Между двумя наводнениями, если между ними 20 лет, можно создать весь институт и цивилизованную защиту территории от наводнений. Если государство извлечет эти уроки.

— Страховой рынок перешел под крыло ЦБ. Произошло это недавно, с 1 сентября. Как вам под этим крылом? Чего вы ожидаете от ЦБ прежде всего?

— ЦБ, как институт, имею право об этом судить, потому что много лет работал в банках, конечно, более жесткий институт контроля и регулирования, чем Служба страхового надзора. ЦБ — более структурированный институт, я уж не говорю о том, что ЦБ — более насыщенный ресурсами институт многократно, чем Служба страхового надзора. В этом смысле, наверно, и надежды я не случайно возлагаю, ЦБ начнет работать более четко со страховым рынком, чем это было до сих пор. Это было до сих пор и по объективным, и субъективным причинам. Мне представляется, что ЦБ гораздо жестче начнет относиться к финансовой устойчивости страховых компаний, и контроль за страховщиками будет более жесткий. Я это приветствую. Я приветствую гораздо большее очищение рынка от ненадежных компаний, чем это было до сих пор. ЦБ в свое время, после кризиса 1995 года, особенно после кризиса 1998 года, начал заниматься механизмами создания доверия к банковскому сектору. Стратегическим механизмом было создание сначала АРКО, а потом нынешнего АСВ, когда возникли гарантии вкладчикам, механизмы экстренного вхождения наблюдателей, когда возникли механизмы санации. Считаем с 1998 года, за 15 лет у нас к банковскому сектору доверие. Я надеюсь, что ЦБ начнет создавать механизмы улучшения доверия, ЦБ должен заняться, прежде всего, проблематикой взаимодействия с ФАС, когда ФАС должен стоять на стороне надежных компаний, а не на стороне любых компаний. ЦБ должен заняться проблематикой судебной ситуации. Развитие страхового рынка и взаимоотношений между страховщиками и клиентами носило примерно до 2008 года односторонний характер, когда страховщики во многом изгалялись над несчастными клиентами, и количество страховщиков, которые вели честные отношения, было незначительным. И достаточно массовое явление стало порождать массовое недовольство клиентов, частных лиц, юридических лиц, судебных, государственных органов работой страховщиков. Но система была устроена и управлялась так, что она примерно до 2007-2008 года работала в таком режиме. Дальше начал работать принцип маятника. Действительно страхование стало массовым, ОСАГО, КАСКО, страхование имущества, и маятник государственного восприятия качнулся в обратную сторону. Когда страховщики в понимании государства и судебной власти всегда виноваты, всегда плохие и всегда не платят, что полностью не соответствует нынешней действительности. Есть хорошие страховщики, есть плохие страховщики, есть умышленные ситуации, когда страховщики не платят, а есть реальные ситуации, когда не надо платить. А несовершенства действующего законодательства, прежде всего закона об организации страхового дела и Граджанского кодекса, действительно позволяют судам, ориентируясь на это законодательство, написанное 20 лет назад, позволяют судить практически всегда в пользу клиента. Материалы пленума говорят следующее: «Если клиент заплатил премию, то практически в 100% случаев, что бы клиент не сделал, умышленно или не умышленно, так или сяк, страховая компания должна платить». Например, операции с доверенностями не покрываются данным полисом. То есть если случился страховой случай, связанный с использованием доверенности, то это не покрывается полисом, стороны об этих случаях не договаривались, суд все равно присуждает в пользу клиентов. У нас есть случай, когда черным по белому написано, что, если есть приговор суда, который указал на виновных сотрудников предприятия, то данный случай не является страховым. Несмотря на эту формулировку, суды все равно прописывают. У нас четко в договоре КАСКО написано: если клиент выбрал натуральную форму, то есть ремонт, то соответственно страховая компания назначает дилера (ремонтную станцию), а клиент после этого говорит, что он не доволен ремонтом, он выбрал другого дилера, отремонтировал в другом месте, хотя полис говорит черным по белому, что страховая компания назначает ремонт, и все равно присуждается. И таких случаев, к сожалению, тысячи. То есть сейчас именно судебная власть стимулирует правовой нигилизм, с одной стороны, то есть клиент понимает, что бы он не сделал, но если у него есть полис, страховая компания по суду всегда заплатит, и второе — конечно, стимулирует мошенничество. Я привожу этот случай всегда. Скажите, пожалуйста, зачем нормальному автомобилисту, застраховавшему по КАСКО свою машину, возить в машине одновременно все экземпляры ключей и оригиналы ПТС? Кто возит с собой? Это хранится дома. И когда машину действительно угнали, надо обратиться в страховую и написать, что угнали, и получить возмещение. «Ингосстрах» платит сотни таких угонов. Но когда клиент оставил два экземпляра ключей в заведенной машине и в ней же оказался оригинал ПТС на стоянке у торгового центра. Вы можете объяснить, зачем оставлять заведенную машину со всеми документами и ключами на стоянке у торгового центра? И мы проиграли судебное дело, нам присудили потом к оплате. Мы, правда, потом поймали этого клиента, мы его осудили, но теперь, выплатив ему три миллиона за дорогую машину, его осудили условно за мошенничество доказанное, мы будем теперь за ним 10 лет гоняться, потому что больше, чем 20% из его зарплаты, которой у него нет, мы взыскать не можем. Что вынуждены делать страховщики по КАСКО в такой ситуации? Поднимать тарифы. Единственный способ — поднимать тариф, но ведь тариф поднимается для всех, потому что приходит клиент, я его первый раз вижу, нет базы данных, нет его истории, и для меня он тот самый клиент, который оставит два экземпляра ключей в заведенной машине на стоянке торгового центра с оригиналом ПТС. Я по-другому ему доверять не могу. Пока он у меня в компании получит страховую историю, пройдет 3-4 года. Он хороший клиент, качественный, добросовестно относится, хранит машину в гараже, но я же его не знаю. И я понимаю, что, что бы я сейчас не написал в страховом договоре, это не работает. Он для меня клиент высшей категории риска, значит, он получит максимальный тариф. И все хорошие клиенты получат максимальный тариф. Тарифы идут вверх сейчас благодаря заботе судов о наших клиентах, хорошие клиенты получают большие затраты на страхование, а мошенники продолжают получать выплаты благодаря такой позиции судов. С этим надо что-то делать, и нам, конечно, требуется взаимодействие, сотрудничество с судами, и это относится как к арбитражным судам, так и к судам общей юрисдикции. Нам требуется понимание судебного сообщества, что страховой рынок благодаря им отбрасывается сейчас назад. А надо, чтобы благодаря сотрудничеству с ними он шел вперед в направлении лучшей защиты граждан и организаций. Когда у вас взаимоотношения между сектором финансового рынка и клиентом идут через суд в массовом порядке, то не то, что не возникает доверия, а этот сегмент обречен на провал, на кризис. Когда у вас основные отношения строятся напрямую, через прозрачные, понятные процедуры, через контроль регулятора за этими отношениями, через такие механизмы, как омбудсмен или общественные организации, у вас механизмы доверия возникают. Поэтому мое мнение, что ЦБ должен заняться проблематикой судебной в первую очередь.

23.09.13 BFM.RU